— Много не пей, — шепнула подруге Эртала. — Впереди еще ужин у Хранителя.

— Не пойду, — так же тихо ответила Милеста. — Сегодня был тяжелый день. Так устала, что глаза слипаются. Ты иди, а я заберусь в наш «чертог» и с таким удовольствием высплюсь…

Эртала бросила на собеседницу быстрый жесткий взгляд и промурлыкала:

— Ты это так сладко сказала: «Высплюсь…» Даже у меня глаза начали слипаться. Пожалуй, и я никуда не пойду, тоже отосплюсь.

Милеста опустила глаза, скрывая легкое разочарование. Но голос остался приветливым:

— Тогда мы можем позволить себе еще немного вина. Дай-ка я тебе налью.

— Я вам обеим налью, — шепнула из-за плеча Милесты Авита. — А вы улыбайтесь, господа на вас смотрят…

Глава 10

Холодный вечерний воздух быстро смыл остатки радостного возбуждения, и Мирвик вполне спокойно вел беседу с Ларшем.

— А разве мой господин не будет сегодня на ужине в честь высокородной госпожи Аштвинны?

— Мне тетушка это еще вчера запретила. Сказала: «По глазам вижу: заявишься в перевязи стражника. И придется мне объяснять всей городской верхушке, почему „краб“ сидит на почетном месте, по левую руку от Хранителя. Лучше уж приходи на следующий день».

Ларш усмехнулся: тетушка ошиблась. На ее праздник он пришел бы без перевязи, не стал бы обижать добрую родственницу. И закончилась бы восхитительная игра в простого парня. Но раз Аштвинна позволила ему не приходить на пир — что ж, он с удовольствием побудет еще стражником четвертого десятка!

Мысли Мирвика текли по схожему руслу. Он не удержался.

— Пусть господин не обижается, но… Я не понимаю, что Спруту за удовольствие изображать из себя «краба». Эти парни, что служат всерьез, стараются из-за денег. Предложи им работу с жалованьем хоть на медяк больше — уйдут и не обернутся на прощание. Опасное ведь дело! Да и не любят их в Аршмире… «крабов»-то…

Ларш медленно кивнул. Да, «крабов» не любили. И сейчас он, по настоянию Мирвика, набросил на плечи плащ, чтобы скрыть перевязь: в той части города, куда они шли, стражника могли и удавить в темном безлюдном переулке.

Спрут вспомнил рассказ Даххи о том, как ему на улице женщина плюнула в лицо.

Что мог Ларш сейчас ответить Мирвику?

Что почему-то чувствовал гордость оттого, что эти парни низкого происхождения приняли его как равного среди равных?

Что сегодня он впервые в жизни сделал что-то действительно полезное, важное? Что ему целовала руки спасенная им пленница работорговцев?

Нет, ни откровенничать, ни хвастаться своими подвигами Ларшу не хотелось.

То, что он сказал Мирвику, тоже было правдой:

— Может, это игра, но она открыла для меня много нового. Аршмир… я его не знал совсем, а он такой… такой разный! И хранит столько секретов! Я побывал в цирке, увидел его «с изнанки». А таверны, оказывается, распределены по десяткам стражи. А за дверями старинного особняка, где живет Дочь Клана, скрывается трогательная и гордая бедность… Да тут за каждой стеной — тайна!

Ларш жадно огляделся, словно чужеземец, впервые попавший в неведомый, бесконечно интересный город. И тут до него дошло, что они только что свернули на Двухколодезную улицу.

— А вот из этого дома, — указал он рукой вперед, — позапрошлой ночью вышел убийца.

Мирвик был погружен в размышления о непостижимых желаниях и прихотях высокородных господ, а потому ответил рассеянно, не задумываясь:

— Двое их было…

И тут же пожалел о своей неосторожности, потому что Ларш сгреб его за грудки, впечатал спиной в забор:

— Двое? Убийц? Откуда ты знаешь?

Мирвик мысленно проклял свой язык. Вот только не хватало ему откровенничать со стражником!

Но Ларш не собирался давать парню спуску:

— Может, ты был одним из них?

— Я?! — охнул Мирвик. — Да я же мышь, а не дровосек!

Не обратив внимания на странные слова, Ларш продолжал требовательно и грозно:

— Откуда знаешь, что их было двое?

— Я на крыше сидел!

И Мирвик, стараясь увести разговор в сторону, в ярких красках поведал, как уходил от погони по ночному городу.

— Вот ближе подойдем — покажу, где я штакетину выдрал, которой стражнику дал по зубам… ну, если хозяева на место не приколотили!

— Знаешь этих людей? — жестко спросил Ларш.

— Да я их и не разглядел, сверху-то…

— Они о чем-то говорили? — Спрут еще раз тряхнул парня.

— Говорили, да я толком не слыхал.

Ларш выпустил Мирвика.

— Ты Авиту знаешь? Художницу, которая декорации подновляет?

— А то!

— Это ее родственницу убили. Девушка к ней приехала — и угодила к погребальному костру.

Мирвик озадаченно замолчал. Сказанное сильно меняло дело. Авита была вроде как своя, театральная… да и вообще славная молодая госпожа, всей труппе пришлась по сердцу.

«Да что я этих дровосеков прикрываю? — подумал Мирвик. — Дружки они мне, что ли?..»

— Ну, кое-что я расслышал.

— Рассказывай!

Мирвик нахмурился, старательно припоминая.

— Как вышли они, один другому врезал, тот аж пополам сложился. А первый ему: ты, хамса глупая, на кой нам полено? Полено не скажет, где у ореха ядрышко. Так Вьямре и доложу: из тебя мышь, как из мельничного жернова певец. А второй продышался и огрызнулся: сам, мол, такой! Я, говорит, в мышах с малолетства шмыгаю, сроду за собой поленьев не оставлял! Лучше, говорит, скажи: на какую тропку ты меня выпустил? Скорлупка пустая, взять нечего, колыбельная твоя медяка не стоит…

— Погоди, — перебил его Спрут. — Что это еще за бред? Мыши какие-то… поленья…

Мирвик изумленно распахнул глаза.

«Храни нас Безымянные, он же пропадет в „крабах“! Не знает того, что в Аршмире даже детям известно… Ну нет, не позволю, чтобы хорошего человека здешние чайки да вороны заклевали».

И на ошарашенного Ларша высыпался град сведений. Оказалось, что на языке городской швали «мышь» означает вора, влезающего в дома. Его нельзя путать с «пасечником» — вором, срезающим кошельки-«соты». Украсть кошелек с деньгами — «снять соты с медом», утащить любую другую вещь — «сманить» ее, а продать добычу — «сосватать». «Поленом» называется покойник, «колыбельной» — сонное зелье, «скорлупой» — дом, «ядрышком» — добыча.

— Но зачем вашему брату понадобилось выдумывать второй язык? — недоумевал Ларш.

— Сначала, наверное, чтобы «крабы» не понимали, — прикинул Мирвик, который прежде не задавался подобными вопросами. — А теперь, когда стража не хуже нашего «щебет» знает… ну, наверное, по привычке. И чтоб друг другу показать: мол, свои…

Ларш мысленно перевел диалог воров на нормальный человеческий язык.

— Значит, они случайно убили старуху и ушли без добычи. Нашли к кому забраться! Женщина жила скромно, ценностей в доме не держала.

— Нет, что-то было, — увлекся Мирвик. — Они что-то искали! Один спросил: «Ты хорошо скорлупу обшарил? Вещица-то мелкая». А второй: «Вот хоть сейчас даю шейку под змейку: пустая скорлупа!»

— Что за змейка?

— Удавка палача.

— Понятно… Значит, искали что-то маленькое. Не нашли. И даже не взяли короб с украшениями. А ведь их можно было продать. Видно, хотели, чтобы их приход остался незамеченным.

— А то! — согласился Мирвик. — Один на крыльце замешкался, второй его спрашивает: чего, мол, застрял? А тот отвечает: «Немого заговариваю. Пусть думают, что полено само срубилось».

— Что-что?

— Ну, «немой сторож» — замок. «Разговорить немого» — отпереть замок, «заговорить» — наоборот.

— Понятно. Значит, хотели выдать смерть женщины за несчастный случай? Что ж, это им почти удалось. Еще о чем они… щебетали?

— Да больше ни о чем. Пошли к калитке. Один с засовом завозился, открыть не мог. Другой его отпихнул, сразу отворил калитку.

— Там засов с секретом, — кивнул Ларш. — Кто не знает — не откроет… Ладно, пошли, а то скоро стемнеет… Кстати, не знаешь ли, что за Вьямру они поминали?

«Вот это я зря брякнул, — укорил себя Мирвик. — Это лучше бы пропустить».